Шакти, 50 - 20 декабря 2016 19:47

О ЖИЗНИ
Как у всякого ребенка из благополучной семьи, у меня было то, что принято называть "счастливым детством". Счастливое детство в его традиционном понимании сопровождалось всеми свойственными детскому счастью атрибутами: любящими родителями, бабушками, домашними пирогами, субботним зоопарком и воскресной каруселью. Мое впечатление от той поры заселено образами характерных радостей, открытий и достижений подрастающей личности, которые каждый, покопавшись в воспоминаниях, без труда извлечет на поверхность и улыбнется сходству. Услужливая память рисует типичные картины сказочной маленькой вселенной, которую каждый спешащий вперед ребенок в тайне для себя стремится покинуть и в которую мысленно возвращается каждый взрослый.

Вот шуршание опавших кленовых листьев, венок, гербарий, который я собираю, пряча между страниц тайком взятой из домашней библиотеки энциклопедии. Вот скрипит снег под санками, самостоятельно несущими меня с крутой горы под откос прямо на лед, то тут, то там зачерненный сосредоточенными силуэтами рыбаков. Вот с безрассудной храбростью я на подмосковной даче забираюсь на высокий, не просохший после недавнего дождя дуб, с которого потом не решаюсь слезть, так как боюсь впервые осознанной высоты и крапивы, о которую можно обжечься, скатившись с ветки,- спасителем выступает отец. Или в сопровождении взрослых я, маленький грибник, с корзинкой в руке и мечтой в сердце крадусь по лесной тропинке в предвкушении драгоценного клада, жадно всматриваюсь в разноцветную смесь трав, цветов, листьев, и, внезапно вычленив из этого залитого солнцем великолепия большую бугристую бурую шляпу на коренастой ноге и с глянцевой коричневой улиткой, вскрикиваю от счастья неожиданной самостоятельной находки. Или в июньский полдень я поджигаю тополиный пух, заполнивший площадку перед нашим московским домом, и белая пушистая плоскость на глазах меняет цвет и характер, обнажая зелено-коричневые островки земли с остатками одуванчиков, песочницу, кулич и оставленный кем-то совочек, - еще один триумф везения! Совочек немедленно будет зарыт вместе с осколками стекла, найденными тут же, по соседству, и долго еще продлится эйфория от мысли, что у меня есть тайна, в которую могу посвятить лишь избранных.

Было и другое детство, сопровождавшееся первыми неудачами (не учится стихотворение, валится из рук математика, скрипка дает петуха) и первыми потерями (погибла любимая собака, пропал кот, умерла золотая рыбка). Эти первые переживания не носили характер трагедии и быстро забывались со свойственной детству беспечностью, но постепенно прорастали в жизнь, накладывая еле зримый отпечаток грусти на идеальный снимок детства, который храню в сердце. Вглядываясь в калейдоскоп детских лиц, которые наблюдаю теперь, я различаю, как этот печальный оттенок нет-нет, да промелькнет в толпе, во дворе, в саду среди сотен улыбок, восторгов и ликований, высвечивая и многоликость детского опыта, и мимолетность абсолютного счастья, и одиночество индивидуального переживания.

Расставание с детским миром происходило постепенно, незаметно для меня самой, но первые разочарования, суть которых сводилась к утрате целостного ощущения мира и себя в нем, к разделению вселенной на "я" и "другие", обозначили и первый отрыв от идеального прошлого, в котором вижу себя ребенком. Безукоризненно прекрасный контур детства разомкнулся, и я отчетливо помню день, когда подспудно рвущееся наружу самосознание вырастающей личности осуществило резкий отчаянный рывок, перепрыгнув, как волк за флажки, в иную плоскость, и оставив позади утрачиваемый рай и былые привязанности.

У меня была любимая кукла,- не какой-нибудь неподвижный пластмассовый пупс с пустым взором и соской во рту, но длинноволосая белокурая красавица с голубыми глазами и гламурными ресницами, которая носила шелково-перламутровое платье, обшитое воздушными кружевами, и говорила "мама". Не знаю как, но в одно солнечное сентябрьское утро я решила, что повзрослела и кукла мне больше не нужна. Затем я подумала, что кукла может пригодиться кому-нибудь еще, и понесла ее в детский сад напротив дома. Было воскресенье, и сад был закрыт. Тогда я посадила куклу перед чугунной оградой на асфальт и вернулась домой. Вернулась, загрустила, захотела побежать вернуть куклу, но осталась... Так я начала вхождение во взрослый мир, совершив свое первое - вполне еще невинное - предательство. Акт инициации состоялся. А кукла, вероятно, обрела новую маму: на следующее утро площадка у входа в сад была пуста.

Сколько таких кукол мы оставляем на путях взросления?! Сколько таких кукол разбросано по моей жизни. Но эту первую я помню особенно отчетливо.

Я не знаю, почему приобретение нового опыта часто сопряжено с отречением от прошлого так, как будто прошлое - неподъемный груз. - Страх? Слабость? Глупость? Или это неизбежность, которой рациональный ум оправдывает свой выбор сиюминутных приоритетов? А может быть, я просто не любила мою куклу по-настоящему.